Пустынное поле раскинулось на многие километры, лишь изредка прерываемые маленькими рощицами. Холодный ветер дует в лицо, иногда дождь бьет своими ледяными, острыми, злыми каплями. Редкий путник проходит по дороге в такую погоду. Все  сидят в трактирах неподалёку и рассказывают истории у тёплого очага.
  Одинокая фигурка движется от маленькой деревеньки. Кто-то наверняка смотрит на него из окна и думает:  «Ну что за чудак?  Куда он идёт от тёплого крова и пищи?» Однако «чудаку» не до крова и пищи.
Его зовут Родригес, он был бардом в этой деревне и веселил путников песнями. Прошло вот уже несколько месяцев с тех пор, как путники перестали приходить в деревню. Источник дохода был исчерпан, музыканта за ненадобностью выгнали на улицу. К его несчастию, именно в этот момент стихия на улице разыгралась, а денег у него не хватило бы и на самую захудалую комнатушку.
Он брёл, углубившись в свои мысли, не разбирая дороги. За спиной у него на тонком кожаном ремешке висела лютня. Ему было грустно, тоскливо и одиноко. Нет работы, нет денег, куда идти и что делать? Темнота незаметно подкрадывалась, окружая со всех сторон. В темноте резче проявлялись непривычные звуки, пугая и настораживая. Рваными клоками по овражкам клубился туман. Скоро выйдут на охоту ночные хищники. Нужно искать место для ночлега, но где? Бард решил попытать счастья на другом берегу реки и ступил на мост. Вдруг позади раздалось громкое сопение. Родригес быстро повернулся, и стал пристально всматриваться в темноту. Только сейчас он понял главную свою ошибку – он пошёл по кишащей хищниками и любителями разжиться чужим добром дороге с одним лишь ножом. Также бард вспомнил, что  сражаться он толком не умел.
Страх окружал его со всех сторон. Внезапно темнота сгустилась и показался силуэт громадного существа. Пот выступил на лице человека, одинокими каплями струясь по скулам. Бард не выдержал и побежал. Сопение приближалось, становилось громче, оно почти оглушало. Крик рвался из распахнутого рта. Вдруг что-то большое и мохнатое сбило его с ног. Горячее дыхание обожгло лицо. Почти до боли Родригес зажмурил глаза, но тут же собрался с духом и открыл их.                 
Прямо на него смотрела собачья морда - она просто горела доброжелательностью и лучилась счастьем. Лизнув барда в нос, собака спрыгнула и стала носом подталкивать его под плечо, намекая, что пора подниматься.
Это был большой пёс, достаточно молодой, рыжий, длинношерстный настолько, что из-под шерсти были видны только кончики лап. В глазах его сверкали веселые искорки. Решив, что пора идти дальше, бард погладил собаку, вздохнул, вспомнив свой недавний испуг: «Ну что ж ты так?», и пошёл  дальше. Пёс, как тень бесшумно, побежал за ним. Так за вечер они прошли несколько миль.
Обессилев, путник нашёл небольшую рощицу, нарезал ножом ветвей, развёл небольшой костерок и присел погреться и перекусить. Тут он и увидел пса, сидящего напротив и смотрящего на огонь. В рюкзаке не было ничего кроме черствого куска хлеба и мешочка с приправой. Бард задумчиво посмотрел на кусок, оторвал от хлеба примерно половину и кинул собаке. Хлеб исчез мгновенно.
Пес вопросительно наклонил голову и издал горловой звук, который можно было расшифровать как «и это что, всё?»
-  А чего ж тебе ещё? – усмехнулся бард. – Хочешь, можешь попробовать это.
Бард показал собаке кожаный мешочек с приправой:
- Мне не жалко. Свою часть хлеба я уже съел.
Спал он на удивление спокойно, но пробуждение было не столь приятным. Лай собаки… ругань…мужской, грубый голос…рычание.
Родригес приоткрыл один глаз: человек и собака стояли друг против друга, между ними лежала лютня. Незнакомец пытался схватить инструмент, собака остервенело скалила зубы и кидалась на протянутую руку. Где же добрейший пес? Глаза горят яростью, клыки сверкают ножами, шерсть дыбом – зрелище устрашающее! Увидев проснувшегося хозяина собаки, неудавшийся воришка не выдержал и пустился наутек, подгоняемый рычанием и лаем пса.
- Ну, спасибо тебе, - сказал Родригес. Собака склонила голову набок и … улыбнулась.
- Никогда не видел смеющихся собак, - удивился бард. - Давай знакомиться!
Собака вздохнула, переступила лапами и укоризненно взглянула прямо в самые глаза человеку.
- Ну да, ну да, - смутился тот, - что же делать? Давай, я буду называть имена, а ты дай знать, какое тебе по душе. Может быть, Страж? Гордый? Самурай?
Пес спокойно сидел на месте.
- Неужели Пушок?
Пес улегся и закрыл обоими лапами морду.
- Весельчак? Смелый? Баламут?
Услышав последнее слово, пес вскочил, подпрыгнул, припал к земле, тихонько повизгивая.
- Значит, будем знакомы, - бард протянул руку ладонью вверх и пес вложил в нее свою лапу. – Пора в путь, дружище!
На сборы не ушло много времени, и вскоре бард уже шагал, а пес трусил за ним. 
Теперь он  рассмотрел пса получше. Он был достаточно ухожен, но шерсть его местами свалялась, кое-где была украшена гроздьями репьев. Окрас был необычным: рыжий, да не просто рыжий, а какого-то густого, сочного цвета с черными крупными треугольными ушами и яркой белой звездочкой на лбу. Красавец!
Родригес шёл по степи. Был один из тех дней осени, когда солнце не пряталось за тучи и не палило жаром Землю, делая её одной большой сковородой на которой медленно поджаривался весь мир. Солнце просто освещало и слегка нагревало землю, создавая вполне комфортную температуру.
Они брели и брели, то разговаривая, то молча.  Время шло, дорога уходила назад. Местность вокруг медленно изменялась. Бард огляделся. Они находились на перекрёстке двух миров – на конце поля, переходящего в густой лес.
- Куда меня занесло? – проговорил Родригес. Собака вела себя спокойно и он решил идти вперед.
Дорога незаметно превратилась в узкую, полузаросшую тропинку, уходящую в лес. Бард задумчиво побрёл по ней.  Деревья прижимались друг другу очень плотно, и только на тропинке расступались, образуя узкий проход. Собака не отступала и трусила за бардом. Он шёл долго, пока не понял, что устал. Вокруг стеной стояли деревья. Сквозь стволы вдали виднелось небольшое строение из гниловатых брёвен, с простоватой соломенной крышей. «Неужели я нашёл кров для отдыха? Хоть бы хозяева пустили!» - промелькнуло в голове барда. Он с огромным усилием приподнялся с кочки и пошёл в сторону строения. Вот он на пороге:
- Что вам нужно от старого бедного отшельника?
- Я бродячий бард, у меня нет еды, пустите отдохнуть.
За дверью послышалась возня, затем кряхтение и перед бардом предстал старик в сером меховом плаще с капюшоном.
  - Проходи… - старик, кажется, не удивился неожиданному гостю.
Родригес сделал шаг в избушку. Небольшая, избушка была заставлена почти полностью и вмещала всё самое необходимое: старую жесткую кровать, очаг с вертелом, стол, несколько изъеденных термитами стульев, кресло и даже невесть откуда взявшийся комод с ящичками.
- Присаживайся, – властно сказал старик, сам усаживаясь в видавшее виды потрёпанное кресло.
Бард скромно присел на краешек стула. Хозяин подвинул к Родригесу плошку с похлёбкой.
- Извини, но больше ничего предложить не могу, – старик усмехнулся в бороду. – Впрочем, у меня есть кость для твоего пса. Или он сыт?
- Если вам не жалко, то угостите его, – бард тоже улыбнулся.
Похлебка отдавала картофелем, луком, и какой-то приправой, вкус которой Родригес не знал. Насытившись, бард взял в руки лютню. А чем еще мог отблагодарить хозяина странствующий музыкант?
Мелодия получилась напевной, мягкой и тягучей, как сироп, и незапоминающейся, словно лицо случайного прохожего на улице в туманный день. Бард самозабвенно играл и тихо пел, пел о себе, о дороге, о длинной дождливой осени. Баламут тихо лежал под столом, положив морду на лапы, иногда подрагивая ушами и вздыхая.
Рано утром бард вышел в туманную утреннюю сырость. Несколько шагов по тропинке…  Он не успел отпрыгнуть - змея, остыв за ночь, лежала, свернувшись кольцами… Яд подействовал очень, очень быстро. Родригес пытался позвать на помощь, но голос, которым он владел мастерски, больше не слушался его. В глазах потемнело…
Прошло две недели. Родригес вполне оправился, старик выходил его, потчуя своими взварами и настойками. Баламут все это время сидел рядом, неотрывно наблюдая за своим другом-хозяином, то молча положив голову на край одеяла, то тихонько напевно поскуливая, то призывая на помощь отошедшего по делам старика. Позже бард узнал, что своим спасением он обязан верному Баламуту. Это он кинулся вылизывать рану, но, поняв, что бессилен, схватил барда за край куртки, выбил своим телом дверь, занёс барда в избу и разбудил старика. А теперь радовался, как щенок, и, прикрыв от невыразимого собачьего счастья глаза, замирал, когда слабая рука хозяина поглаживала его голову. И прижимал большие треугольные уши, и повизгивал, и улыбался счастливо, и из уголка глаза тихо скатывалась слеза.
Рано утром они ушли. Человек и собака прожили долгую и счастливую жизнь, в которой было много разного – удачи и огорчения, минуты славы и отчаяния, болезни и радости, но главное – они всегда были вместе. Всегда.

Старый дом. В старом кресле сидит очень старый человек. Рядом сидит  собака, положив голову ему на колени. Собака очень красивая, необычно яркой рыжей масти с крупными черными ушами и маленькой белой звездочкой на лбу.
- Гей, Баламу-у-ут! Ты где-е? – несется звонкий радостный зов.
Собака поднимает морду и …улыбается! Лизнув коротко, словно извиняясь, руку старика, пес трусит на веранду, где сразу раздаются радостные крики… звуки удаляются.
Старик смотрит вдаль. В голове мелькает мысль: «Я остался верен воле своего друга. Ещё ни один пёс из его рода не был назван не Баламутом». Глаза старика почти слепы. Кажется, в последнее время он путает явь и сон. Вздыхая, бард закрывает глаза …

Пустынное поле раскинулось на многие километры, лишь изредка прерываемые маленькими рощицами. Холодный ветер дует в лицо, иногда дождь бьет своими ледяными, острыми каплями…